В конце января Китай принял решение создать государственный инвестиционный фонд, размер которого составит 200 миллиардов долларов. Это буде мощнейший игрок на рынке инвестиций в мире, которого уже боятся американцы и европейцы. А вот наша страна может получить пользу от работы этого инвестиционного института. Но, получит ли?
Развитые страны всегда ждали от госинвестфондов подвоха, но пока дождались только помощи, и им это понравилось. Раненым финансовым гигантам, прогоревшим на американской ипотеке, деньги нужны как воздух. Арабские и азиатские фонды, скупая большие пакеты акций западных банков, дают необходимое. Украину, как обычно, никто не замечает.
Пулы государственного капитала, или, как их еще называют, фонды суверенного
богатства (sovereign wealth funds – SWF), имеют историю длиной в
полстолетия, но массово о них заговорили лишь в последние 2-3 года назад. Они формируются либо за счет отчислений из средств вырученных, от продажи полезных ископаемых, либо за счет части золотовалютных резервов. По первому пути идут Норвегии, Кувейт, Саудовская Аравия. По второму – Китай, Сингапур.
По прогнозу МВФ, в ближайшие пять лет общий объем суверенных фондов подрастет с 2-3 до 6-10 триллионов долларов. Один из крупнейших – ADIA из Абу-Даби, резервы которого, по некоторым оценкам, достигают 900 миллиардов долларов. На первый взгляд госинвестфонды занимаются благотворительностью. Китайский CIC, купивший в мае прошлого года дешевеющий пакет акций финансового холдинга Blackstone, потерял уже больше половины вложенных 3 миллиардов долларов. Скорее всего, приобретенные активы будут дешеветь и дальше.
Но, рискованным покупкам госфондов есть одно оправдание: у них очень долгосрочный горизонт планирования. Кроме того, для них это шанс улучшить свой неважный имидж. За это можно и переплатить. По подсчетам Deutsche Bank, только открыто декларируемые вложения госинвестфондов в акции финансового сектора западных стран составляют около 100 миллиардов долларов. При этом, почти две трети этой суммы потратили, начиная с прошлой осени.
Заметим, что растущая активность государственных инвестиционных корпораций не дает покоя политикам и экономистам на Западе. И нервничают они не зря. Вашингтон уже обратился в Международный валютный фонд и Всемирный банк с просьбой составить для суверенных фондов методические рекомендации. В Берлине уже готовят новый закон, образцом для которого служит американская процедура фильтрации входящих прямых иностранных инвестиций. В Брюсселе думают о написании общеевропейских правил взаимодействия SWF. Но до сих пор, ни одно западное правительство не набралось смелости признать, что проблема суверенных фондов требует некоторых отклонений от ортодоксально-либеральных представлений о всемирной торговле и инвестиционных потоках.
Пока в мире действовало всего несколько национальных инвестфондов – прежде всего сингапурский Temasek Holdings и инвестиционное управление Кувейта (Kuwait Investment Authority), – их влияние на мировую финансовую систему и трансграничные инвестиции было незначительным. Но в последнее время активизировались национальные инвестфонды Саудовской Аравии и России, в Китае создается Китайская инвестиционная корпорация, а правительства Японии и Южной Кореи рассматривают планы создания похожих структур. Суммы, находящиеся под управлением суверенных фондов, могут, по оценке Morgan Stanley, уже к 2015 году вырасти с нынешних 2,5 трлн. до 12 трлн. долларов.
Прозрачность – ключевой принцип в этом вопросе. Чтобы к SWF относились как к обыкновенным инвесторам, они должны как минимум два раза в год публиковать подтвержденные международными аудиторами отчеты о своих портфелях. Они должны максимально полно раскрыть механизм регулирования своей деятельности в своей стране, включая конкретных лиц и сферы их ответственности. Публикация отчетности SWF нужна, чтобы другие игроки понимали их инвестиционную философию, процессы корпоративного управления и управления рисками.
Необходимо также и соблюдение «принципа симметрии». Чтобы принимающая сторона могла относиться к суверенным инвестфондам как к любым другим участникам рынка, страна происхождения SWF должна быть столь же открытой, как и та, в которую SWF стремится инвестировать. Кроме того, если суверенный фонд был создан во многом благодаря манипулированию курсом местной валюты (как в Китае), если он является результатом жесткого ресурсного национализма (как в России) или связан с монополистической практикой ценообразования (как в Саудовской Аравии), необходимы двусторонние консультации, которые позволят странам смягчить действие всех этих факторов, искажающих работу рынков.
Четкие правила собственности очень важны. SWF не должны без согласия принимающей стороны становиться собственниками американских и европейских компаний на долю, превышающую 20%. Такое ограничение необходимо, поскольку суверенные инвестфонды – это политические структуры. Так к ним и нужно относиться. В одном можно быть уверенным: чем глубже государственные инвестфонды укоренятся в мировой экономике, тем труднее будет иметь с ними дело. Действовать необходимо уже сейчас.
В середине марта Еврокомиссия представила проект правил, по которым фонды могли бы работать на рынке ЕС. Очень любопытно следующее: вместо жестких ограничений присутствуют рекомендации. Например, не ограничивается доля акций компании, которую может купить государственный фонд. Это скорее не жесткий регулирующий акт, а кодекс чести, обязательство госфондов не использовать свои деньги в политических целях. Примерно такой же сравнительно мягкий подход исповедует МВФ, который взялся за составление правил взаимодействия с госинвестфондами.
Правда, от приходящего в Европу фонда потребуют большей прозрачности (о чем мы писали выше), к примеру, раскрытия модели отношений с правительством. Аналитики известной консалтинговой компании Peterson Institute оценили прозрачность инвестиционных фондов, сравнив их с государственными пенсионными. Большая часть госинвестфондов не дотянула до 10 баллов из 25 возможных, некоторые не набрали и одного балла. Так что, когда на Западе говорят о закрытости госинвестфондов, они имеют на это некоторые основания.
Единственное политическое условие в проекте Еврокомиссии – требование взаимной открытости. Фонд может работать в Европе, если и в его стране нет существенных ограничений на европейские инвестиции. Что понимать под «существенными ограничениями»? Например, будут ли у того же российского Фонда национального благосостояния проблемы из-за истории с сахалинским проектом Royal Dutch Shell?
В тоже время, в долгосрочном периоде акции растущих рынков гораздо более прибыльны, особенно с учетом структурно обусловленного укрепления их национальных валют. Правительства развивающихся стран и сами осознают привлекательность своих рынков. Бразилия и Индия разрабатывают проекты фондов в первую очередь как раз для внутренних, а не зарубежных инвестиций.
Теперь и в развитых странах все активнее думают, не перенять ли им опыт новых экономик и не начать ли самим создавать инвестиционные «госкопилки», способные помочь с ликвидностью в трудную минуту. Все же это лучше, чем ждать Муаммара Каддафи: в начале года Ливия заявила о намерении создать свой суверенный фонд с резервами 100 миллиардов долларов.
Вообще же, государственные инвестфонды на Западе до сих пор были редкостью. Несколько десятилетий назад они были созданы в Норвегии, Канаде и на Аляске, вели себя очень консервативно, и другие правительства их примером не соблазнялись. Но в 2006 году появилась похожая структура в Австралии, а сами пионеры госинвестиций стали более «азиатскими» – теперь они практикуют вложения не только в госбумаги, но и в акции и инфраструктуру, а также прямые инвестиции.
Недавно мировые финансовые рынки взбудоражили разговоры о том, что суверенный инвестиционный фонд может появиться и в Японии. Действительно, золотовалютные резервы Японии приближаются к 1 триллиону долларов, уступая только китайским. Они намного превышают уровень, необходимый для стабилизации курса иены, и хотя бы часть излишка может управляться более рискованно и прибыльно, чем традиционные ЗВР.
В последнее время, идея госинвестфондов стала столь популярна, что некоторые экономисты предлагают применить схему их функционирования к международным организациям. Например, у МВФ сейчас есть и возможность, и, может быть, большее желание создать что-то вроде госинвестфонда. Благодаря более чем трехкратному росту цен на золото за последние пять лет его стоимость в резервах МВФ достигла примерно 100 миллиардов долларов. В ближайшие месяцы этот актив останется на рекордно высоком ценовом уровне, а потом по мере стабилизации на мировых рынках станет дешеветь. И это хороший момент, чтобы продать часть золота и вложиться в бумаги, многие из которых как раз подешевели.
Даже при консервативной стратегии можно ожидать от таких вложений хорошую доходность против неминуемых убытков, которые последуют, когда золото все-таки начнет падать в цене. Но, это все равно нельзя называть государственным или надгосударственным инвестиционным фондом. Если МВФ и продаст свое золото, то вырученные деньги будет инвестировать очень осторожно, не как госинвестфонды.
Отдельно заметим следующее – многие отечественные финансовые эксперты утверждают, что мировой финансовый кризис обязательно должен привести к тому, что поток международных инвестиций устремится в Украину, как страну с устойчивыми темпами экономического роста. Точка зрения весьма спорная, по крайней мере, абсолютно не подтверждаемая практикой (а как известно, именно «практика – критерий истины»).
Пока, не смотря на самые мрачные прогнозы, фонды из богатых восточных стран предпочитают инвестировать в «тонущие» США и «бесперспективную» Европу, развивающиеся рынки в Азии и Южной Америке. Почему это происходит? Если объяснять коротко, то надо сказать, что при практическом отсутствии инфраструктуры и развитых институтов фондового рынка в Украине (можно сказать даже – при отсутствии фондового рынка как такового), в условиях глубоко коррумпированной экономики и перманентной политической нестабильности – а все это мы и видим в нашей стране – гораздо логичнее купить вьетнамские государственные облигации или бразильские бонды.
Жаль, ведь в условиях, когда США и Европа опасаются, что инвестфонды из Азии или стран арабского мира скупят на корню все привлекательные активы Старого и Нового Света, Украина вполне могла бы извлечь из возможного не допуска туда этих инвесторов максимальную пользу. Думаю, что китайские или аравийские инвесторы в целом вполне настроены на то, чтобы вложить определенную часть своих средств в украинские активы. Прибыльность их вполне устроила бы. К рискам, подобным украинским, они вполне привыкли. Есть лишь одна загвоздка, опять же связанная с привычками потенциальных инвесторов. Дело в том, что обычно они инвестируют не напрямую в предприятия, а в ценные бумаги, эмитированные этими структурами. Скажите, много ли потенциально привлекательных с инвестиционной точки зрения украинских компаний выпустили в свободное обращение свои ценные бумаги?
